Есть только одна Испания, но у каждого она своя. Старейший и крупнейший сервер Испании España Spain

Испанские песни (Canciones)

500 лет назад цыганские племена, появившись в Андалусии, соединили свои древние напевы с древними песнями обитавшего здесь народа. Андалузская песня оказала воздействие на развитие русской музыки - от Глинки до Римского-Корсакова, на французскую музыку - на Дебюсси и Равеля.

Глинка, основатель русской музыкальной школы, провел целую зиму здесь, в Гранаде. Он слушал вот эти самые песни, он целые дни просиживал с гитаристом по имени Франсиско Родригес Мурсиано, записывая за ним ронденьи, фанданго, хоты.

Педрель, Альбенис, Гранадос возродили испанскую музыку.

Альбенис - испанский композитор. Мальчишкой он убежал из дому и объездил всю страну. Как-то граф Морфи, тот, что вместе с Педрелем создал испанскую оперу, ехал в поезде вместе с женой и дочерью. Вдруг слышит - кто-то возится под скамейкой. Он нагнулся и увидел чумазого паренька лет 12. "Ты кто такой?" - спросил граф. И услышал в ответ: "Я великий артист!" Это и был Альбенис. Позднее он стал уже совсем другим - добродушным толстяком, спозаранку усесться за рояль в одних кальсонах и с сигарой во рту. "Я мавр", - говаривал он про себя, хоть и был каталонцем по происхождению. И в самом деле, пьеса из третей тетради его "Иберии", - ведь это же сама душа Гранады!

Антонио Барриос - трактирщик и знаменитый кантаор - исполнитель андалусских песен.

Анхель Барриос - его сын, превосходный гитарист и незаурядный композитор. Еще перед Первой мировой войной он организовал "Квинтет имени Альбениса", совершивший триумфальное турне по странам Европы.

Здесь кончались чужие следы. Земля, лежавшая перед ним, была его родина, его Андалусия, — не такая, какой выглядела она со стороны, и не такая даже, какой запомнил ее Федерико, а такая,какой лишь сама она умела видеть себя в зеркале народной поэзии. В том колдовском зеркале отражалось не только пространство, но и время. Пропадало все случайное, преходящее, оставалось изначальное, вечное. Открывался древний, неумирающий мир, таящийся за личиной повседневности, мир ненасытных страстей, мир поверий и мифов, мир канте хондо.

Принадлежать к этому миру значило быть сопричастным всему сущему — луне и звездам, земле и морю, камню, птице, цветку розмарина. Обращаться за помощью к ветру, поверять реке сокровенные чувства. Ощущать себя каждым из живущих рядом с тобою людей, дышать и трепетать в одном с ними ритме.

Любовь, тоска, ужас смерти — все в этом мире было огромным и грозным, как впервые. Куда только девались пресловутый андалусский юмор, гранадская сдержанность! Здесь не стыдились патетики, не знали полутонов, жили крайностями. Человек то падал лицом в дорожную пыль, то с вызовом обращал взор в небеса. Он понимал, что обречен, и не искал утешения, но требовал ответа: за что?

Песни других областей Испании позволяли представить место их действия — горы Астурии в сером тумане, безлесную арагонскую степь. В канте хондо пейзажей не было. Ни скал, ни рощ, ни вечерних и утренних зорь — одна лишь безлунная, все, кроме звезд, скрывавшая ночь. Ночь, как судьба, настигала человека в дороге, ночь оставляла его наедине с любовью и скорбью. Дорога никуда не вела; впереди, на перекрестке, ждала смерть — женщина в черном платье. Холодный металл входил в живое, трепещущее сердце, над убитым вставало пламя погребальной свечи, звон колокола горестным эхом отдавался в тысячах сердец...

Древняя андалусская песня вела за собой Федерико, учила своему языку, который чем дальше, тем больше казался ему похожим на полузабытый язык раннего детства. Нет, не гостем чувствовал он себя во владениях канте хондо — скорее законным наследником, не объявлявшимся до поры. И не за малой данью, не за примерами для подражания пришел он сюда — ему нужен был весь обступивший его мир, со всем, что угадывалось в его глубинах. Завоевать этот мир для поэзии, перенести его целиком в свои стихи — вот чего он хотел.

Композитор Мануэль де Фалья, создатель "Короткой жизни", "Треуголки", "Ночей в садах Испании". Этот уроженец Кадиса, прошедший новейшую французскую школу, сумел как никто до него, оценить и использовать музыкальные богатства старинной андалусской песни - ее полувосточный колорит, мелодическое своеволие, свободный и вместе с тем напряженный ритм. Он принес в свою музыку страсть и скорбь канте хондо.

Вот уже и в Испании завоевала права гражданства простая истина: единственный хранитель музыкальных традиций, источник музыки — это народ. Однако так ли уж проста эта истина, как думают иные люди, которые сочиняют по готовым фольклорным образцам, подвергая их соответствующей обработке? Что касается его, то он так не думает. Важен дух народного творчества, а не буква, и сам народ дает лучшее тому доказательство — он бесконечно варьирует мелодии своих песен, но бережно сохраняет коренные особенности их звучания и ритмики. Итак, не копировать внешние проявления народного духа должен композитор, а идти в глубину песни, к ее истокам, постигнуть ее законы и только тогда создавать собственную музыку. Дойти до сути и выразить ее — огромный труд, но труд этот должен быть совершенно скрыт or слушателей, так, чтобы произведение казалось чуть ли не импровизацией!

Канте хондо - "глубокое пение": песнь из глубин, поток, бегущий через столетия, от первого на земле рыдания и первого поцелуя! Скорбная мудрость мавров, дикая вольность цыганского племени, испанская, меры не знающая гордыня — все слилось в этом потоке . Сколько людей припадало к нему, растворяя в нем соль и мед своих жизней! Песня была их исповедью, песня становилась их бессмертием. Сменялись поколения и династии, а песня жила и будет жить до тех пор, пока существуют эта земля, это небо, эти неистовые человеческие сердца...

Не всякая песня имела право так называться. Гранадины и малагеньи, ронденьи и севильяны, а также многие другие, именуемые обычно андалусскими — фламенко, — все эти песни , неплохие сами по себе, для истинного знатока всегда останутся легким жанром, канте ливиано.

Совсем иное дело — несколько старинных песен, не испорченных граммофонами и эстрадными исполнителями. Их нельзя петь когда угодно и перед кем попало, для них нужны особая обстановка, понимающие слушатели, а главное — нужен певец, способный настолько проникнуться духом песни, чтобы запечатленная в ней тоска стала его собственной, чтобы подлинная мука рвала его сердце и подлинные слезы клокотали в горле.

Такова цыганская сигирийя. Такова солеа — слово это означает одиночество, но также и женское имя, и поют ее чаще женщины, чем мужчины. Таковы горная серрана и саэта —разговор с богом на языке песни. Такова петенера, названная именем женщины, которая первой ее сочинила и тем приобрела, говорят, такую славу, что,

когда умерла Петенера,
понесли ее хоронить, —
не хватило на кладбище места
всем, кто шел ее проводить.

Мелодии этих песен не ласкали, а ранили слух. А слова преодолевали сопротивление мелодии — так птица преодолевает сопротивление воздуха, без которого она не смогла бы лететь. Три-четыре стиха вмещали содержание целой драмы, строфа — копла — стоила философского трактата. Песня шла к цели кратчайшим путем, отбрасывая логические мостки. В нескольких словах умела она рассказать о лютой тоске:

«Иду, словно арестант; позади — моя тень, впереди — моя дума».

И о горькой доле:

«Один я на свете, и никто обо мне не вспомнит; прошу у деревьев тени — и засыхают деревья».

И сказать о нетленной страсти:

«Возьми мое сердце, сожги его на свече, но не касайся пепла — и он тебя обожжет».

И о всемогущей любви:

«Я посильнее бога: сам бог тебе не простил бы того, что простил тебе я».

И о непоправимой утрате:

Месяц в желтом кольце,
мой любимый в земле.

Казалось, что в двух этих строках больше тайн, чем во всех пьесах Метерлинка. Ни мистических рощ, ни покинутых кораблей, блуждающих в ночи.

Месяц в желтом кольце,
мой любимый в земле.

Подражать этим стихам было невозможно, да они и не существовали сами по себе, без исступленного голоса, без гитары, без голубой ночи, без задыхающихся от волнения слушателей — без всего, что делало их песней. Ах, раствориться б и ему в той песне, безвестным кантаором бродить от селения к селению!

Малагенья, пахнущая морем; лихой контрабандистский фанданго; болтливая простушка сегедилья.

Андалусская песня имеет тональное своеобразие, аккомпанемент играет в ней самостоятельную роль. Старинная песня предлагает свои литые, десятилетиями выверенные строфы - точнее, лучше, чем там, не скажешь. Каждая народная строфа была сгустком страстей, крохотным хранилищем опыта многих поколений. Каждая строфа подобна была сказочному сосуду, в котором заключен джинн - и не один, а тысяча! Копировать такую строфу - все равно что срисовывать запечатанный сосуд: рисунок может выйти очень похож, почти неотличим от оригинала, но то, что внутри, останется неуловимым...

Знаменитые композиторы былых времен: Долорес ла Паррала, лучше которой никто не мог "сказать" солеа; Хуан Бреву - великан с детским трогательным голосом; Сильверио Франконетти - несравненный исполнитель цыганской сигирийи.

13 - 14 июля 1922 года - Фестиваль народной андалусской песни - канте хондо, организованный в Гранаде Мануэлем де Фальей и Федерико Гарсиа Лоркой.

Местом для него была избрана Пласа де лос Альхибес в Альамбре, так что художникам под руководством Игнасио Сулоаги пришлось позаботиться главным образом о том, как поэффектнее осветить эту старинную площадь с высокими башнями по углам. Съехались любители со всей Андалусии, специальная ложа была отведена музыкальным критикам, другая — представителям прессы.

Вечером 13 июня гранадцы заполнили площадь. Даже цыгане покинули ради такого случая свои пещеры на Сакро-Монте. На башнях зажглись багровые фонари, приехавший из Мадрида писатель Гомес де ла Серна произнес краткое вступительное слово, и на сцену, где восседало жюри под председательством де Фальи, начали один за другим подниматься певцы и гитаристы.

Рыдания знаменитой певицы Гаспачи, сигирийя, которой кантаор Мануэль Торрес приводил в неистовство остальных слушателей...

Но вот на подмостки взбирается поддерживаемый под руки с двух сторон семидесятилетний Диего Бермудес из окрестностей Севильи. Запрокинув лицо, иссеченное морщинами и шрамами, неожиданно сильным, пронзающим сердце голосом затягивает он древнюю, никем из присутствующих не слыханную серрану. По площади будто вихрь проносится, цыгане разражаются криками, а там, па сцене, Мануэль де Фалья, привстав, осеняет себя крестным знамением.

Лев Осповат "Гарсиа Лорка"

В конце 60-х годов в Испании самыми знаменитыми исполнителями были Карина, Мигель Риос и "Лос бравос". Все они исполняли напыщенные испанские песни, часто с политическим содержанием. Песни своими корнями уходили в глубь романской культуры и былипрнизаны легко узнаваемыми испанскими ритмами.

Маноло Отеро называли вторым Фрэнком Синатрой.

Тирана - испанская народная песня.

Халео - андалузская народная песня и танец.

Качуча - андалузский народный танец.

Фанданго - веселый, стремительный испанский народный танец. Старинный андалузский танец. Его исполняют в сопрврждении гитары и кастаньет.

Севильяна - народный андалузский танец, сопровождаемый куплетами.

Малагенья - народная песня, наиболее распространенная в провинции Малага.

Соледад - народная испанская песня, обычно меланхолического содержания.

Танго - первоначально: народная аргентинская и кубинская песня.

Манчегас - танцы жителей области Леванта.

Пассакалья - испанский танец.

Хакара - шуточная песенка и танец.

Вильянсико - народные песенки на религиозный сюжет, обычно распевавшиеся в церкви на Рождество.




© Есть только одна Испания, но у каждого она своя. Старейший и крупнейший сервер Испании

Опубликовано: 2015-10-18 (4732 Прочтено)

[ Вернуться назад ]
© SPAIN.SC 2004-2024
Инфо, новости, фото Испании, бизнес в Испании, иммиграция в Испанию, туризм, недвижимость, знакомства в Испании, испанский язык Top.Mail.Ru Яндекс.Метрика